Кирилл Павлов - Импортный свидетель [Сборник]
…Сначала Михаил Иванович думал, что он бредит наяву. Его глазам предстала громадная глыба льда, с которой низвергались на сидящих под ней людей струи кипящей воды. Михаил Иванович не знал еще, что на Памире не действуют многие привычные нам законы физики, с какими мы знакомы у себя в Москве или в других местах на уровне моря. Не знал, но теперь, глядя на людей, которых кипящая вода не обжигала, понимал, почему так легко пился сегодня по пути с аэродрома сюда в гостеприимной хуш-хоне зеленый чай, в котором всего-то было каких-нибудь восемьдесят градусов. Но ведь и восемьдесят градусов температура, достаточная для того, чтобы человек отдернул руку. Секрет оказался простым: радоновая вода, конечно, не кипела, а иллюзию создавали пузырьки газа, выделяемые обилием минеральных солей. Михаил Иванович не удержался и полез в источник. Зачерпнув со дна белые минеральные отложения, он вымазал себя всего с головы до ног. Веселясь, как дитя, нырнул, ткнувшись носом в дно, — источник оказался мелким. Когда, обиженный как ребенок, вынырнул, то оказался лицом к лицу с врачом, встречавшим его утром в аэропорту.
— Михаил Иванович, — сказал врач, — мы, конечно, не можем злоупотреблять временем своих гостей, но у нас к вам большая просьба: пожалуйста, проконсультируйте двух больных, поступивших недавно к нам на излечение. Я думаю, эти больные заинтересуют вас.
— Я знаю, мне говорили, я готов, — отвечал гость.
Михаил Иванович быстро умылся, оделся и проследовал за врачом. Он не нашел психических отклонений у тех самых больных, пораженных химическим отравлением кожи. Реакция у них на все была вполне нормальной, чему он внутренне обрадовался. Больные были отпущены на процедуры, а врач удивленно спросил его:
— Как, неужели у них нет никаких психических отклонений?
— Я еще не знаю, — сказал Михаил Иванович. — Вы им не назвали мою профессию?
— Нет, конечно. Я им представил вас как консультанта.
— Прекрасно. Позвольте мне побеседовать с ними еще раз поодиночке, завтра и наедине. О результатах я, безусловно, расскажу вам…
К обеденному времени следующего дня Михаил Иванович закончил беседу с обоими и рассказал, как обещал, не утаивая ничего, врачу.
— Да это прямо детектив какой-то! — сказал врач.
— Не простой детектив, с подсветом, — и оба засмеялись.
— Неужели в наше цивилизованное время есть люди, которые думают серьезно о том, что мы с вами наблюдаем!
— Есть, — просто сказал Михаил Иванович — Видите ли, они начитались западных бульварных романчиков и решили, что извращенная любовь им принесет больше радости, чем истинная.
— А как. вы, интересно, узнали об этом? Они что, вам сами рассказали?
— Сами, — ответил Михаил Иванович, — да и куда им было деваться! Я ведь знаю начало этой истории, конец которой привел их к вам на излечение. Вероятнее всего, желая поразить своих жен или там возлюбленных, они натерлись фосфорным веществом, но поразить партнерш им не пришлось. Цинковая мазь, как известно, действует раздражающе на кожу, а фосфор усилил раздражение.
— Скажите, Михаил Иванович, а вам не кажется это неким извращением, подлежащим уголовной ответственности?
Михаил Иванович медлил с ответом, а вспомнив свой разговор с Арсланбековым, и вовсе промолчал. Он, однако, первым нарушил молчание и сам задал вопрос врачу:
— А почему, собственно, вы решили, что они страдают душевным заболеванием?
— Ну как же: апатия, отказ принимать пищу. Я решил на всякий случай проконсультироваться со столичным специалистом.
— Спасибо вам, — сказал Михаил Иванович, — я советую вам не только купать их в источнике, но и проводить ежедневную психотерапию. Постарайтесь внушить им, что их нормальная жизнь принесет им куда больше радости, чем подсвеченная нечистыми делами несостоятельных дельцов.
…Михаил Иванович самоуверенно решил объехать весь Памир! А сопровождал его в поездке известный каждой скале Джоджон Авзуров.
Глядя на него, московский врач думал:
«Вот этот человек работает на своем месте. Подумать только! Был в министерстве, услышал там одно только слово «фосфор» и стал думать. Конечно, то, что он попал на меня, чудо, но ведь без чудес ничего не бывает. Нет, но бдительность! А?! Вот бы мне быть таким. Надо думать, он и гаишник замечательный, недаром его область в передовых ходит по безопасности движения. А ведь какая трасса: наверх посмотришь — неба не видно, вниз — земли не видно, самолет летит где-то внизу. Трасса между небом и землей, а какой порядок…»
Размышления Михаила Ивановича прервал Джоджон-Шо:
— Знаете, о чем я думал? — спросил он.
— Наверное, о работе, — сказал психиатр.
— Нет. Я думал о том, что вот у вас лысина меньше, чем у меня, и вы профессионал своего дела, и вы на месте, а мне так хотелось всю жизнь быть следователем…
Михаила Ивановича в каждом памирском кишлаке принимали как дорогого гостя. Никто не знал, что это психиатр, приехавший в Хорог по делам. Просто на Памире такой обычай, такой замечательный обычай, что Михаилу Ивановичу не хотелось уезжать с Памира. Но срок его командировки кончался, а ведь надо было еще навестить в Душанбе людей, ставших его друзьями. И что самое интересное, ему захотелось узнать, чем же закончилась детективная история, к которой он был как-никак с самого начала причастен.
По приезде в Душанбе он немедленно связался со следователем, которого очень интересовало, когда двое пострадавших, тех, что лечатся теперь в Хороге, смогут дать ему показания.
— Неужели все так серьезно? И что, суд будет?
— Будет, Михаил Иванович. Помните, вы сделали приятное моему другу Джоджону, развеселив его своей забавной историей про светящегося мужа Абдуллаевой? Спасибо вам, вы очень помогли следствию. И поэтому ваш тост — он мне рассказал — я считаю лучшим в тот вечер, ибо хорош тот тост, который действительно приносит человеку радость… Вам, может быть, это покажется смешным, Михаил Иванович, но я до окончания этого дела ничего вам рассказать не смогу. Кстати, когда вы летите в Москву?
— Сегодня вечером, — ответил Михаил Иванович.
— Ну, счастливого вам пути! Может быть, когда-нибудь еще узнаете конец этой истории.
Михаила Ивановича ужасно интересовал конец этой истории. И он узнал его. Правда, был немного разочарован.
Оказывается, Абдуллаев хотел убить своим препаратом, придуманным им по прочтении «Собаки Баскервилей», двух зайцев.
Во-первых, развестись с женой и жениться на свояченице человека «с положением», а во-вторых, заработать денег, продав партию совершенно удивительного «эликсира любви» только что «привезенного с Запада»…
Вот и все, что узнал психиатр.
Через неделю в Москве, когда были готовы проявленные в фотоателье пленки, Михаил Иванович первым делом потребовал от своих домашних приготовить ему настоящий среднеазиатский плов. Когда это действо подходило к концу, ибо для того, чтобы приготовить такой плов, им потребовалось часов пять, Михаил Иванович обзвонил всех своих знакомых и пригласил на той. Слово «той» никто из его знакомых еще не знал. Михаил Иванович терпеливо объяснил им, что такое киик да курпача и сколько стоят дыни на таджикском базаре, показывая на подвешенной белой простыне через проектор слайды, сделанные в Душанбе, комментируя каждый со свойственной ему прямолинейностью. За раскупоренной бутылкой безалкогольного тэджа он рассказал им эту удивительную историю, причем он рассказывал ее, сидя по-таджикски, поджав под себя ноги и скрестив руки на груди.
— Но позволь, Миша, — спросил один из гостей, — а почему же Абдуллаев натирался мазью и не заболел?
Этого Михаил Иванович не знал. А когда в приемной его квартиры раздался звонок, то обрадовался перемене разговора и побежал открывать дверь. Он и сам понимал, что друзья не всерьез воспринимают его рассказ, зная склонность Михаила Ивановича к сочинительству.
Дверь, однако, открывать не пришлось, да и не дошел хозяин до двери. В прихожей, придерживая рукой чемоданчик, стоял капитан милиции Авзуров собственной персоной.
Михаил Иванович так удивился, что даже попытался поздороваться с ним по-таджикски. Джоджон просто протянул ему руку.
— Как вы вошли? — наконец спросил хозяин.
— У хороших людей двери настежь открыты, — сказал Джоджон. — В отпуск я, к морю, а к вам на часок. Той у вас? Не помешал?
Да как может помешать такой человек!
И трапеза вспыхнула с новой силой.
Когда разговор продолжился, Джоджон сказал:
— Мои новые московские друзья хотят знать, почему не заболел Абдуллаев. Очень просто, он смешивал фосфор с облепиховым маслом, а продавал — с цинковой мазью. Все очень просто. Только облепиховое масло — штука дефицитная…
Когда история была закончена, тэдж выпит, слайды просмотрены, а плов, похваленный Джоджоном, дочиста съеден, Михаил Иванович выпроводил своих друзей домой и, еще не закрыв входную дверь, отступил босиком в глубь своей квартиры, скрестил на груди руки, поклонился, показав уходящим свою лысину, и произнес: «Хоп май ли!»
